![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
twilightdayА вот и вторая часть того. что я писала долгие два года назад.
Когда я договаривалась с Преображенским об очередной встрече, голос его звучал загадочно. На этот раз он пообещал рассказать о не менее интересном пациенте своей клиники. Сухие научные фразы о «половых перверсиях» интриговали, и мне захотелось поскорее увидеть таинственного персонажа. Главред, краем уха услышавший отрывок нашей беседы, стал торопить меня, уверяя, что истории о этих самых «перверсиях» будут крайне интересны читателям, что, без сомнений, поднимет интерес к газете.
На этот раз шкафообразный охранник на входе в лечебницу при виде меня даже изобразил какое-то подобие улыбки. А сам профессор ждал меня, меряя шагами холл первого этажа.
Корр. : Добрый день, Филипп Филиппович, это снова я.
Преображенский: Здравствуйте, Жанна, как добрались? Хочу предложить вам небольшую экскурсию по моему заведению. Вы воочию увидите героя вашего сегодняшнего репортажа.
Корр. : По телефону Вы сказали что-то туманное…Перверсии – что это?
Преображенский: Так как Вы пишете не для медицинского журнала, а все же для популярной газеты, не буду утомлять читателей обилием научных терминов. Говоря простым языком, перверсии – это неестественное поведение, полное искажение, уход от нормы, постановка «с ног на голову». Извращения поведения, если в двух словах. Тот пациент, о котором я говорил вам по телефону, как раз страдает одной из форм такой перверсии. Да вы сейчас и сами все увидите…
Профессор распахнул передо мной легкую стеклянную дверь, ведущую в длиннющий коридор. Коридор пестрел дверями уже более массивного вида – бронированные, с небольшим окошечком на уровне глаз. Подойдя к одной, Преображенский жестом пригласил меня посмотреть в окошечко.
Ватные стены, и прикованная к полу кровать. На кровати – красивая девушка, сосредоточенно красящая губы небольшим кусочком свеклы. Волосы красотки были накручены на газетные полоски, и выглядела она так, как будто готовилась к светскому рауту.
Преображенский: Вот, познакомьтесь. Это Кирилл.
Корр.: Профессор….Позвольте, но это же женщина!
Преображенский: *улыбается* Не вы первые впадаете в такое заблуждение, Жанна. Это молодой парень, который представляет себя девушкой. Иначе говоря – трансвестит. Да еще и с гомосексуальными наклонностями Любит переодеваться и вести себя как женщина, причем женщина самого неуравновешенного склада характера.
Корр.: И как же он…то есть она, то есть (тут я запуталась в словах).
Преображенский: Называет он себя Аквелиной. Многие мужчины уже поддавались иллюзии, думая, что перед ними девушка. Цветы, поклонники, поцелуи под луной на скамейке в парке…Один несчастный даже предложил моему пациенту руку и сердце, и даже состоялась свадьба…
Корр. : И…что было потом?
Преображенский: Бедняга супруг застрелился на следующий день после бракосочетания, когда, поддавшись чувствам, снял со своей жены одежды, и обнаружил… Ну вы сами понимаете, что он увидел. Несчастный не смог пережить ужаса и стыда, и предпочел свести счеты с жизнью. Увы. Если бы он обратился к нам, то все можно было бы скорректировать. После этого Кирилла и поместили в нашу лечебницу. Дабы он больше не смог навредить чьей-то жизни.
Корр.: Да, я помню этот скандальный случай, он был на слуху у многих. А Кирилл, то есть Аквелина….ну в общем, ваш пациент - тоже читатель газетки Мумия?
Преображенский: О да, и активный читатель. Мои санитары уже устали отскребать со стен желтые листки издания Мумия, которые он расклеивает и в столовой, и в туалете, и даже на деревьях в прогулочном дворе. Если он не пожалеет своей…кхм….губной помады из украденной за обедом кусочка свеклы, то и распишет все стены похабными надписями. А свекольный сок так тяжело отмывать…
В этот момент, очевидно, привлеченный шепотом за дверью, пациент встрепенулся. Внезапно передо мной, все еще глядящей в окошко палаты, оказался жуткий акулий оскал, испускавший дикие вопли «Гадина! Сволочь! Тварь! Убить! Сдохни! Погань! Врачи! Садисты!» Я инстинктивно отшатнулась, хотя и понимала, что буйный больной за надежным укрытием.
Дюжий санитар, незримой тенью сопровождавший нас с профессором в этой экскурсии, сразу же, оттеснив меня, отпер дверь, и через несколько сек4унд крики прекратились. Я перевела дух, профессор грустно вздохнул.
Преображенский: Простите, Жанна, я должен был предвидеть реакцию больного…Он ненавидит женщин. Настоящих женщин. Всех – независимо от возраста, внешности, семейного положения. Ибо понимает, что сколько бы он не украшал себя, сколько бы не называл себя женщиной – по настоящему женщиной он никогда не станет. Еще он ненавидит мужчин – тех, кто , по его мнению, не оценил прелести созданного им образа красотки Аквелины. Ему нужно тотальное поклонение, а кто отказывает в нем – получает статус «гадины» и «врача-садиста»
Корр.: Филипп Филиппович, а его..ее…возможно вылечить?
Преображенский: Как и в случае с Мумием – это практически невозможно. Применяем успокоительные средства, гипноз. И разумеется – полная изоляция от общества. Сами видели – такой субъект опасен. Если бы он был не в охраняемой клинике, а в обычной обстановке - то за вашу, Жанна, жизнь при встрече с ним я не дал бы и ломаного гроша.
Корр.: Брр…Аж жутко стало. Я бывала на войне как военкор, под обстрелами, в окопах, но тут, честно скажу – испугалась.
Преображенский: Понимаю вашу реакцию. Не беспокойтесь, и скажите вашим читателям – больше ни один человек не пострадает от действий моего больного.
…Я пила чай в уютном кабинете профессора, утонув в мягком кожаном кресле. Мерзкий осадок от увиденного плавно таял, как кусок рафинада в моей чашке. Вот они какие – страшные звери «перверсии». Не хотела бы я с таким существом встретиться на одной дороге, не хотела бы. Хорошо, что есть Преображенский и его клиника, которые помогают обычным гражданам оградиться от таких субъектов. Все-таки, медицина – великая вещь…
Когда я договаривалась с Преображенским об очередной встрече, голос его звучал загадочно. На этот раз он пообещал рассказать о не менее интересном пациенте своей клиники. Сухие научные фразы о «половых перверсиях» интриговали, и мне захотелось поскорее увидеть таинственного персонажа. Главред, краем уха услышавший отрывок нашей беседы, стал торопить меня, уверяя, что истории о этих самых «перверсиях» будут крайне интересны читателям, что, без сомнений, поднимет интерес к газете.
На этот раз шкафообразный охранник на входе в лечебницу при виде меня даже изобразил какое-то подобие улыбки. А сам профессор ждал меня, меряя шагами холл первого этажа.
Корр. : Добрый день, Филипп Филиппович, это снова я.
Преображенский: Здравствуйте, Жанна, как добрались? Хочу предложить вам небольшую экскурсию по моему заведению. Вы воочию увидите героя вашего сегодняшнего репортажа.
Корр. : По телефону Вы сказали что-то туманное…Перверсии – что это?
Преображенский: Так как Вы пишете не для медицинского журнала, а все же для популярной газеты, не буду утомлять читателей обилием научных терминов. Говоря простым языком, перверсии – это неестественное поведение, полное искажение, уход от нормы, постановка «с ног на голову». Извращения поведения, если в двух словах. Тот пациент, о котором я говорил вам по телефону, как раз страдает одной из форм такой перверсии. Да вы сейчас и сами все увидите…
Профессор распахнул передо мной легкую стеклянную дверь, ведущую в длиннющий коридор. Коридор пестрел дверями уже более массивного вида – бронированные, с небольшим окошечком на уровне глаз. Подойдя к одной, Преображенский жестом пригласил меня посмотреть в окошечко.
Ватные стены, и прикованная к полу кровать. На кровати – красивая девушка, сосредоточенно красящая губы небольшим кусочком свеклы. Волосы красотки были накручены на газетные полоски, и выглядела она так, как будто готовилась к светскому рауту.
Преображенский: Вот, познакомьтесь. Это Кирилл.
Корр.: Профессор….Позвольте, но это же женщина!
Преображенский: *улыбается* Не вы первые впадаете в такое заблуждение, Жанна. Это молодой парень, который представляет себя девушкой. Иначе говоря – трансвестит. Да еще и с гомосексуальными наклонностями Любит переодеваться и вести себя как женщина, причем женщина самого неуравновешенного склада характера.
Корр.: И как же он…то есть она, то есть (тут я запуталась в словах).
Преображенский: Называет он себя Аквелиной. Многие мужчины уже поддавались иллюзии, думая, что перед ними девушка. Цветы, поклонники, поцелуи под луной на скамейке в парке…Один несчастный даже предложил моему пациенту руку и сердце, и даже состоялась свадьба…
Корр. : И…что было потом?
Преображенский: Бедняга супруг застрелился на следующий день после бракосочетания, когда, поддавшись чувствам, снял со своей жены одежды, и обнаружил… Ну вы сами понимаете, что он увидел. Несчастный не смог пережить ужаса и стыда, и предпочел свести счеты с жизнью. Увы. Если бы он обратился к нам, то все можно было бы скорректировать. После этого Кирилла и поместили в нашу лечебницу. Дабы он больше не смог навредить чьей-то жизни.
Корр.: Да, я помню этот скандальный случай, он был на слуху у многих. А Кирилл, то есть Аквелина….ну в общем, ваш пациент - тоже читатель газетки Мумия?
Преображенский: О да, и активный читатель. Мои санитары уже устали отскребать со стен желтые листки издания Мумия, которые он расклеивает и в столовой, и в туалете, и даже на деревьях в прогулочном дворе. Если он не пожалеет своей…кхм….губной помады из украденной за обедом кусочка свеклы, то и распишет все стены похабными надписями. А свекольный сок так тяжело отмывать…
В этот момент, очевидно, привлеченный шепотом за дверью, пациент встрепенулся. Внезапно передо мной, все еще глядящей в окошко палаты, оказался жуткий акулий оскал, испускавший дикие вопли «Гадина! Сволочь! Тварь! Убить! Сдохни! Погань! Врачи! Садисты!» Я инстинктивно отшатнулась, хотя и понимала, что буйный больной за надежным укрытием.
Дюжий санитар, незримой тенью сопровождавший нас с профессором в этой экскурсии, сразу же, оттеснив меня, отпер дверь, и через несколько сек4унд крики прекратились. Я перевела дух, профессор грустно вздохнул.
Преображенский: Простите, Жанна, я должен был предвидеть реакцию больного…Он ненавидит женщин. Настоящих женщин. Всех – независимо от возраста, внешности, семейного положения. Ибо понимает, что сколько бы он не украшал себя, сколько бы не называл себя женщиной – по настоящему женщиной он никогда не станет. Еще он ненавидит мужчин – тех, кто , по его мнению, не оценил прелести созданного им образа красотки Аквелины. Ему нужно тотальное поклонение, а кто отказывает в нем – получает статус «гадины» и «врача-садиста»
Корр.: Филипп Филиппович, а его..ее…возможно вылечить?
Преображенский: Как и в случае с Мумием – это практически невозможно. Применяем успокоительные средства, гипноз. И разумеется – полная изоляция от общества. Сами видели – такой субъект опасен. Если бы он был не в охраняемой клинике, а в обычной обстановке - то за вашу, Жанна, жизнь при встрече с ним я не дал бы и ломаного гроша.
Корр.: Брр…Аж жутко стало. Я бывала на войне как военкор, под обстрелами, в окопах, но тут, честно скажу – испугалась.
Преображенский: Понимаю вашу реакцию. Не беспокойтесь, и скажите вашим читателям – больше ни один человек не пострадает от действий моего больного.
…Я пила чай в уютном кабинете профессора, утонув в мягком кожаном кресле. Мерзкий осадок от увиденного плавно таял, как кусок рафинада в моей чашке. Вот они какие – страшные звери «перверсии». Не хотела бы я с таким существом встретиться на одной дороге, не хотела бы. Хорошо, что есть Преображенский и его клиника, которые помогают обычным гражданам оградиться от таких субъектов. Все-таки, медицина – великая вещь…
