twilightday | Бой за Алькала-де-Хинарес. Испания, 1938

Я уже думала, что никогда нен найду этот текст.
Но слава поиску - он все еще со мной, в бездонных архивах.
Пусть останется здесь, мало ли - опять комп слетит. А я и так с огромным трудом восстанавливала все тексты после очередного падения.
Все, кто узнает себя в тексте - привет вам. Я жива, хоть и давно покинула тот мир.Саня, конечно,феерический кретин, да и Валера не лучше... но что нам эти Саня и Валера, камрады?)

Бой за Алькала-де Хинарес

Был самый канун Рождества, и в этот год, что прежде блаженствовал в прохладе легкомысленного ветра и уюте теплых солнечных лучей, праздник пришелся на самую мерзкую пору. Стояла зима, самая ужасная зима Испании, и самое неподходящее время для войны – даже в самых суровых сердцах, привыкших к холоду страха и ярости, сейчас теплился мирный огонек рождественской сказки. Тот, такой привычный, но, увы, далекий и оттого настолько манящий. Даже здесь, среди безлюдных каменистых равнин, что раскинулись вдоль северных испанских гор, показывался, дразнясь, призрак домашнего уюта – тех вечерних часов, когда так приятно устроиться у огня небольшого камина, погрузившись в смутные и сладкие думы о прошлом и грядущем.
Пожалуй, именно поэтому многие добровольцы молчаливо вглядывались сегодня в непроницаемое небо. Ветер, неприлично свирепый последние дни, с прежним тоскливым воем пытался сбросить их с брони легких танков. Те, перекрывая его пронзительный голос упорным ревом двигателей, скрипели траками по обледеневшему гравию.
Колонна растянулась по узкой дороге не более, чем на сотню метров – холод и неумелое обращение загубили слишком многих железных коней. Оставшиеся же с прежним невозмутимым рвением гремели к своим последним стоянкам. Их командиры матерились сквозь зубы, кляня ужасную тряску. Водители примерзали к своим сиденьям.
Обер-лейтенант фон Вассер, неожиданно даже для самого себя, растрогался сердцем и теперь тихо мурлыкал себе под нос неразличимую сентиментальную песенку. Сколь ни было это трогательным и даже уместным, его экипаж подозрительно косился на командира. В повседневности обер-лейтенант отличался суровостью нрава, неприветливостью в обращении и недюжинным снобизмом, отчего, помимо широкой известности, выслужил среди своей роты почетное прозвание «батька». Выражение лица он обычно сохранял неподвижно-бесстрастным, осанку – прямой и словно сухой, взгляд – пронзительным и страшным. И никто не знал, что на самом деле под этой личиной скрывается искренняя, горячая и страстная натура, а потому заряжающий счел его рехнувшимся по чрезмерной выслуге лет, а водитель молча расплылся в коварной улыбке.
Танк вновь поперхнулся на очередной колдобине. Батьку подбросило на сиденье и он впечатался головой, прикрытой лишь мягкой пилоткой, прямо в створку незапертого люка, выбив ее наружу. Чертыхнувшись, он с досадой стряхнул с себя остатки поруганного добродушия и в ту же секунду услышал негромкий, но откровенно издевательский смех.
Фон Вассер в ярости огляделся, медленно, словно танковую башню, повернув голову.
- Ну что теперь, вашу мать… - начал он и, конечно, осекся. Внимательный, непроницаемый взгляд добровольца остановился на командире.
- Будь осторожен, - Дальманн неторопливо кивнул и задумчиво посмотрел на верхушки деревьев, которые окружали небольшую испанскую деревушку и к которым неуклонно приближалась колонна. – Ты еще пригодишься. Не стоит изображать собою истового католика, батько.
- Что еще можно от тебя, дьявольское отродье, услышать, - обер-лейтенант улыбнулся, - винтовку лучше еще раз проверь… или собрался с красными силой сатанинского слова биться?
- Никак нет, - волонтер, присоединившийся к части всего день назад, был непозволительно дерзок в обращении со старшими по званию, - однако и тебе не мешало бы спуститься пониже… сколько там шансов выжить у вашего брата при прямом в башню?
Фон Вассер усмехнулся, ничего не ответив. Пусть пехотинец полагает, что он превосходит всех. Это лучше постоянного нытья иных бывших идеалистов.
Оставалось около двухсот метров. Красных, несомненно, было много – но пока деревня выглядела вымершей.
- Развернуться! – бросил командир.
Мгновенно все поменялось. На лица легла тень сосредоточенности, все взоры обратились к маленьким, жалким домишкам, которые таили сейчас безмолвную угрозу. Семь танков, чадя выхлопами, быстро развернулись в редкую цепь, выдвигая вперед фланги. Пехота скатилась с них, привычным движением скидывая винтовки с плеч. Рассредоточившись за броней, feldgrau устремились вслед.
Среди низких стен мелькнула тень, еще одна вынырнула близ приземистого каменного ограждения. На одной из крыш блеснула вспышка, и секундой позже патрон противотанкового ружья разнес на осколки камень, валявшийся неподалеку. Сразу же вырвалось пламя на концах еще нескольких винтовочных стволов – пули, рикошетя от железа, врезались в промерзшую землю.
- А ну вперед все, вперед, - ревел фон Вассер, презрев опасность и высунувшись из люка. Его пальцы судорожно вцепились в створку, украшенную полустертым изображением красной каски. – Пробиться на улицу! Не тратить время на наводку!
Центральный T-II, водитель которого в азарте выжал из мощного двигателя остатки всех нечеловеческих сил, вырвался из строя, вздрогнул от отдачи – выстрел насквозь пробил обе стены дома – и с победоносным грохотом снес баррикаду в начале улицы. Только на его башне красовался шлем, намалеванный светло-серой краской – приданный в помощь красношапочным «первым из равных», его экипаж теперь демонстрировал, как должны биться ветераны. Красные моряки, занявшие каждый дом по обе стороны улицы, не были необстрелянными волонтерами. Разрывы ручных гранат окружили машину.
- Огонь по домам! Всех на улицы! – в нарастающем грохоте боя зычный голос обер-лейтенанта слышал каждый легионер. Когда эти бойцы были еще зелеными рекрутами, они рвались вперед, в самое пекло, подчас забывая о всем человеческом. Сейчас каждое их движение подчинялось спокойной уверенности, которая всегда – насколько они помнили – отличала и их командира. Танки медленно ворочали башнями, обстреливая на полном ходу здания – многие снаряды пролетали мимо, взрываясь в маленьких садах и узких улочках. Два T заскрипели, проламываясь через ограду, но здесь их настигли снаряды противотанковых ружей – пробитые башни застыли, а черные куртки экипажа замелькали в люках. Танкисты, спешно выходя из-под обстрела, превращались в обычных пехотинцев.
Танк, ворвавшийся на центральную улицу, уже горел. Серый шлем бледнел гордым силуэтом среди тусклых языков пламени. Еще несколько минут – и должен был сдетонировать боезапас. Черномундирники в спешке протискивались через броню – одна из пуль задела водителя-механика, содрав лоскут кожи с его кисти, но прочие остались невредимы – их спасение приветствовали радостными выкриками.
Фон Вассер едва удержался, когда корпус его машины вздрогнул от двух близких разрывов. Передние траки со звоном вывалились.
- Занять сад, - крикнул он пехоте, выбираясь из башни, - все гранаты в дома!
Еще два здания впереди вздыбились, приподнялись и бессильно обрушились в облаке дыма и пыли. Поверх руин сразу же засвистели пули – большевики, высыпавшие из домов, закрепились в парке на противоположной стороне деревушки. Легионеры залегли, наугад стреляя через дым. Такой огонь был малоэффективным, и пока обходилось без потерь. Фон Вассер, привычным движением руки передергивая затвор своего ПП, опустился на колено у чахлого деревца и взглянул в бинокль.
- Дым по центру, - отрывисто приказал он залегшему рядом ефрейтору. Тот приподнялся на локте, передавая приказ. Обер-лейтенант чувствовал, что пока все идет почти идеально – ему не раз доводилось возглавлять подобные операции на протяжении кампании. И никогда прежде противник не мог выдержать энергичного натиска легионеров.
Дымовые гранаты падали перед позициями моряков. Им пришлось бы отходить еще дальше, но сейчас это не имело значения.
- Вперед! – выдохнул фон Вассер, и сам бросился вперед, в дым. Он не оборачивался – знал, что никто не остался в укрытиях. Вокруг него на куртках добровольцев мелькали нашивки с изображением красных касок, и он с удовлетворением понимал, что никто из них не подведет. Каждый уже успел показать, чего он стоит. Пули проносились совсем рядом, и некоторые из них все же нашли свою жертву – вначале один, затем еще двое, трое воинов упали, роняя винтовки, цепляясь руками за камни – звуки беспорядочной стрельбы заглушали их стоны. С каждым шагом невидимый пока противник становился все ближе. Упорная злость мягко поднималась в груди.
Они появились из удушливого облака размытыми силуэтами, в которые тотчас же полетели гранаты. В дюжине метров от обер-лейтенанта скорчился у посеченного осколками деревца пехотинец; с правой стороны его китель потемнел от крови. Он с трудом поднял голову и взглянул на командира.
- Не подставляйся! – фон Вассер узнал в нем Дальманна, - не останавливаться! Занять сад!
Сразу две пули задели его мундир, он ответил короткой очередью из ПП и залег около дорожки. Моряки, воспользовавшись краткой сумятицей, смешавшей на минуту цепь легионеров, кажется, начинали контратаку. Невредимые два танка урчали где-то за оградой, но сейчас, когда своя и чужая пехота почти смешалась, они были бесполезны. Очередная граната разорвалась где-то позади, и один из младших унтер-офицеров с проклятием схватился за бедро.
Теперь было не нужно отдавать приказы – каждый знал, что он должен делать. Кое-где вспыхнули скоротечные рукопашные стычки. Около полуроты большевиков атаковали по правому флангу, но, попав под беглый огонь укрепившихся у ограды бойцов, залегли.
- Гранаты! – свирепо орал батька и с ожесточением всаживал в мельтешение человеческих фигурок обойму за обоймой, - есть гранаты?
Этот вопрос был обращен к случайно оказавшемуся рядом новобранцу. Бой для новобранца был первым и он, слегка ошалев от творящегося вокруг, непонимающе уставился на командира.
- Нет, - наконец выпалил он, покраснел и получил пулю в плечо.
Батька чертыхнулся и, оскалившись, прыгнул на невозмутимого неприятельского старшего сержанта. Тот отшатнулся, попытался перехватить ППШ и согнулся от удара ботинком в пах. Вассер добил его очередью в голову.
Впереди громыхнуло так, что у многих заложило уши. Взлетели вверх клочья земли и части человеческих тел. Зазвенело стекло, по мертвой земле пробежало пламя. Два танка вывернули на улицу в тылу неприятеля.
*****
Пленных почти не было. В этот день противник сражался с отчаянным мужеством. Командир поморщился, вспомнив последние минуты боя – когда танки и пехота взяли в клещи остатки красных цепей, те с несмолкаемым, перекатывающемся «ура» пошли в атаку не сгибаясь, во весь рост. Многих покосили с тыла пулеметы – остальные погибли в ближнем бою, дорого продав свои жизни.
Части РККА были окончательно вытеснены к восточной части предместий Мадрида. Взятие Алкалади-Хинарес позволило дивизиям Вермахта сомкнуть кольцо вокруг этого последнего оплота. Теперь кампания должна была завершиться буквально через несколько недель.
Фон Вассер устало вздохнул, взглянув на укрытое сумерками небо. Сейчас, спустя несколько часов после боя, вступала в свои неприкасаемые права рождественская ночь – даже пронзительный холодный ветер, столь безжалостный раньше, в эти минуты тихо шептал что-то совсем мирное пушистым белоснежным хлопьям.
«Знаешь, здесь совершенно чудесный снег, - пальцы мерзли и слушались все хуже, но обер-лейтенант с почти детской улыбкой старательно выводил буквы, - я никогда не видел такого у нас. Кажется, словно кто-то совсем не случайно позволяет нам ощущать его… да, пожалуй, тепло. Это чудо».
Он тихо рассмеялся чему-то и сложил листок. Письмо отправит позже, из Мадрида.
В следующую секунду к нему вернулся прежний невозмутимый вид. Бодро встряхнув перебинтованной кистью, мимо танка прошел его рядовой. Взявшись за ручку двери, что таила за собой вонь госпитальных коридоров, он на мгновение задержался.
- Счастливого Рождества, герр командир!

DL, 29.12.7517